[ishida-uryuu-fan]

Драббл без названия, написанный на заявку с сообщества однострочников.

Автор:  Serenada
Пейринг: Ичиго/Исида
Жанр: ангст
Рейтинг: G

***
В конце концов Исида не выдерживает. На куски разлетается хваленая выдержка, тает высокомерная ирония. Он незатейливо встряхивает Куросаки за плечи – раз, другой.
- И думать не смей, понял?!
- А я и не думаю, - Куросаки выворачивается, отступает на пару шагов. Взгляд в сторону. Улыбается – холодной, неправильной улыбкой.
Он правда не думает. Он же уже все решил. Исида это знает, и его сковывает тоскливое ощущение обреченности.
- Это самоубийство, Куросаки.
- Как всегда, - плечами жмет.
- Нет, - Исида качает головой. – Теперь все иначе. Ты больше не шинигами. Ты человек, слышишь? Ты – просто человек.
Кто сказал, что тыкать в его любимую незаживающую рану – жестоко? Исида готов прижигать ее каленым железом, если это поможет. Если вправит мозги в чертову рыжую башку.
Куросаки тихонько хмыкает, покладисто соглашается:
- Человек. Только это, видимо, все равно. Ты слышал Урахару. – Он носком кроссовки поддевает валяющуюся на дороге крышку от газировки, улыбка тускнеет: - Кучка глупых старикашек… Думали, впаяют ему пару сотен тысяч лет – он и исправится. А этому ублюдку всего пары лет хватило, чтобы всех натянуть.
- Чего ты добиваешься? Лавры героя покоя не дают? Непременно надо эффектно пожертвовать собой, да?
- А как же! Иначе напишут в шинигамских учебниках в главе про восстание Айзена, что был один лузер, который его вроде как одолел, но не совсем. Этого я точно не переживу.
Издевается. Руки в карманах, плечи ссутуленные, а лицо вдруг оживает, озаряется этим странным, черт бы его побрал, внутренним светом, от которого дыхание перехватывает.
- Зачем? – спрашивает Исида. Почти риторически. Знает же... всегда знал. Это же Куросаки.
Тот хмыкает, жмурится:
- Считай, что дело чести. И вообще, кто мне постоянно про гордость залечивал? Или она только квинси положена?
- Да к чертям такую гордость! – болезненным спазмом вырывается из горла Исиды. Он снова рядом с Куросаки, хватает его за плечи: - В глаза мне посмотри! И не смей. От меня. Отворачиваться.
В светло-карих, знакомых до последней прожилки в радужках, теплых глазах застыло столь же знакомое выражение. Упрямство и решимость.
Он не позволит никому вмешиваться. Не даст никому пострадать.
И разве не на это был расчет?
- Это… всё шинигами. Это только их ошибка. И их вина.
Исида говорит и сам себя не слышит. В груди у него ширится пустота.
Куросаки вдруг тихо смеется, притягивает его к себе, обнимает за шею одной рукой, и его шепот шевелит волосы на виске Исиды:
- Как же ты нас все-таки не любишь.
- Не всех, Куросаки, - глухо отзывается он. - Не всех.